Анонсы

 

 
 ПОЖЕРТВОВАТЬ

 

• На ведение миссионерской деятельности... Подробнее…

 

 
 ПОЛЕЗНЫЕ РЕСУРСЫ

  

stsl.ru


Газета "Маковец"  >>

predanie.ru

 

Лекторий миссионерской службы Свято-Троицкой Сергиевой Лавры



"Семья и Церковь." Протоиерей Сергий Правдолюбов

Настоятель храма Троицы Живоначальной в Троицком-Голенищеве
протоиерей Сергий Правдолюбов
2011 год

Меня недавно выловили на подходе к Лавре, три недели тому назад поймали и заставили у вас выступать – уже я тут отказаться не мог! Батюшка, который меня поймал – он был такой смиренный, и был, как говориться, такой безответный и ласковый…. Ну, как я мог ему отказать? Вот и пришлось, пришлось ехать сюда к вам. Начнем, пожалуй, мы с вами, если бы кто-то напомнил бы мне ещё тему лекции… «Семья и Церковь»… О ней можно говорить и день, и два, и месяц, и другой месяц, поэтому мы только лишь коснемся этой темы, а дальше вы сами очень многое узнаете.
Семья была всегда, с самых первых дней христианства. Апостол Павел, приветствуя Акиллу и Прискиллу (1Кор.16:19), упоминал «и домашнюю их церковь». Он назвал «домашней церковью» одно семейство! Это – не просто так брошенные слова, это слова, сказанные по существу! Семья и есть – домашняя церковь! Отец во главе, мать, и множество ипостасей детей, которые вокруг их существуют. И не подавляются. И в страхе Божием воспитываются.
Здесь очень большая нужна мудрость. Чтобы слова матери не подавлялись отцом, а слова отца – матерью. И чтобы была взаимная при этом любовь, потому что «чти отца своего и мать свою» – так и остается одной из самых главных заповедей! Причем даже с обетованием, что будешь долголетен на земле.
И во все времена православная семья без всякого налета ханжества была светочем и на церковном горизонте сияла. У нас сейчас идет «Год семьи». И я решил перелистать календарь церковный, посмотрел и вдруг заметил, что мы-то уже пропустили год семьи! Там такое количество семейных святых! Вера, Надежда, Любовь и мать их София – семья. Мученики Маккавеи – семья! Терентий и Неонилла – семья! Их там такое количество! Эту тему надо было бы развить, почитать, посмотреть, как это было тогда?
И эта тема охватывает многие века, многие народы! Ведь, что такое Жития святых? Мы же, к сожалению, утеряли традицию чтения Жития святых. А ведь Жития святых – это очень важное звено между нами, простыми людьми, и Царствием Небесным. И святостью. То есть мы идем по улице, и у нас невольно возникают, ну, может, не у всех, у молодых, наверное, не очень, но мое поколение очень скептическое, у него возникают подобные мысли: «Это не так, это не то, автобусы не так ходят, продукты не те, экономически все не так пошло, все плохо!» А на чем глазу остановиться? Есть мир святости, есть мир святых, которых мы в Церкви видим. А вот те, которые вокруг нас, поблизости – где они? Вот этого звена нам и недостает, чтобы сказать, что есть, есть святые, которые среди наших дней, среди нашей обычной жизни жили, вот они здесь ходили ножками. И они смогли сохранить христианские принципы, принципы человека, который не просто так заходит в церковь, а он живет церковью, живет святостью.
И все святые, которых мы знаем, нашего времени, никогда не строили из себя никого и ничего. Они всегда были простыми, обычными! И как мне говорил мой отец, а он сидел в Соловках с 35-го по 37-ой и потом ещё три года в Сосновце: «Я заметил: простые батюшки, самые простые священники, у которых нет каких-то великих подвигов, они обычно молятся, как положено, обычно кушают, что все люди обычно едят, обычно спят, обычно встают – никаких особых подвигов нет. На праздник выпьют, и ничего. Они не строят из себя никакого святого. И вот когда этих простых батюшек начали арестовывать, они показали невероятную твердость своих убеждений, стойкость. Даже бывало наоборот, что у очень умных, очень образованных, высокоинтеллектуальных людей возникали трудности в этом вопросе. А простому батюшке – все равно, что пойти в церковь послужить, что в тюрьму пойти, раз арестовали. Один даже, его позвали в НКВД, чтобы он там сидел, волновался, переживал, а он пришел, пять минут на скамеечке посидел, потом ножки забросил, укрылся рясой и спит. Они говорят: чего это такое? Он спит? Он должен волноваться, переживать перед допросом, чтобы можно было у него вытащить показания! А он лег и спит спокойно! Будят его: ты чего спишь? А чего, – говорит, – не спать? Вы ребята нормальные, хорошие, вот я и отдыхаю. Позовете, вот я и приду».
Вот какая простота и стойкость! Меня бы позвали – я бы там, конечно, не уснул. Все эти простые батюшки показывали красоту идеала святости и верности Церкви. Хочу вам даже подтвердить документально: лет пятнадцать назад было время, гораздо менее сложное, чем сейчас, к нам шли навстречу работники архивов. И по просьбе Рязанской епархии архив ФСБ представил документ, что было просмотрено 350 дел священников, все они были расстреляны. Из них никто не отказался от веры, кроме одного. Его тоже расстреляли. Он отказался, но это его не спасло. Но какой процент! Из 350 человек только один дал слабинку, один! Я не уверен, что такой процент сохраняется и в других епархиях и областях, но по Рязанской нам дали официальный документ, с печатью и подписью!
Это радует, вдохновляет и заставляет нас как-то лучше на мир смотреть. Есть вокруг стойкие люди, есть честные, есть святые, есть идеалы, которые жили и тогда, в тридцатые, и сейчас есть! Средства массовой информации могут как угодно говорить, они могут такой темноты и черноты налить, что страшно становится. Просто не надо поддаваться на их агитацию.
Теперь я бы хотел кратко рассказать и о своей семье, потому что у нас в семье много святых, но сначала два слова о святости. Что такое святой? Вот житель Сергиева Посада знаменитый профессор отец Павел Флоренский. Когда он был энергичный, молодой и сильный, он такие глубины копал, такие удивительные пласты поднимал этимологии: как, что значит слово «святой»? Агиос по-гречески – что оно значит? Трудно сказать. Но читая, сравнивая древние языковые пласты, санскрит и все прочие славянские, индоевропейские языки, он пришел к выводу: это все-таки ближе всего означает «иное, инаковость». Святость значит необычность, совсем не то, что мы с вами в быту встречаем. То есть «другой». «Ксенос» по-гречески означает «не наш, чужой, странный», откуда и понятие ксенофобия идет – странный, чужой. А «агиос» лучше всего передается очень интересным русским словом «инок». Древнее русское слово. Монах по-гречески «монос» – один живет. А инок – не так живет, как все, иначе.
И вот святость – это когда человек становится более «свой» для Вышнего мира святости, для другого мира, и менее – для нашего обыденного, плотского, земного. Поэтому святой – это не герой! Сейчас некоторые путают, говорят: «Вот, такой человек знаменитый! Надо его прославить во святых!» Почему? А зачем? Он герой государства Российского, герой, который проявил смелость и неустрашимость перед смертью, герой, который сделал то-то и то-то…. Но это не относится к святости! А святость – это атрибут Божественного: «Свят Господь Бог наш!» Святой – это слово, относящаяся в первую очередь к Богу.
Так вот, подлинный святой никогда не выпячивает ни себя, ни подвиги свои, а живет в простоте, смирении и просто выполняет свои христианские обязанности – как Христос говорил, так он и выполняет. Есть разные уровни святости, которые в мирное время проявляется в подвиге ухода от мира. Преподобный Сергий уходил в лес и там подвизался. Преподобная Феоктиста (сегодня мы праздновали), которую взяли в плен вместе с жителями ее села, и на пустынном острове Парос ей удалось убежать от пиратов-арабов, и она там всю жизнь провела с 18 до 54 лет не по своей воле. Поэтому это великая святость – она сохранила свою красоту, силу ума и свое женственное естество, сущность. Не будем отвлекаться, но тем не менее…
Святость проявляется в самых простых вещах, и в нашей стране такое количество святых, что мы даже не можем осознать и перечислить этих святых! Лишь малая часть их прославлена, буквально тончайшая пленочка, как вот у греков бывает елей: оливковое масло они собирают, а самое верхнее, самое тонкое и чистое, которое плавает по поверхности – это елей, то есть высшего сорта масло. Вот и у нас только тончайшая пленочка прославлена, а остальная вся масса святых до сих пор не прославлена. Это нужно иметь в виду, помнить об этом и не смущаться тем, что не все прославлены. У Бога они известны все.
Что я хочу сказать о святых людях, которые свою святость сохранили, они просто не сдавались, не ставили свое благополучие выше верности Богу. И я хотел бы сегодня очень кратко рассказать о святых в своей семье.
Сзади меня, слева, вы видите, на фотографии изображены священномученик Анатолий Авдеевич Правдолюбов и Клавдия Андреевна Дмитриева, а в замужестве Правдолюбова, у которых было двенадцать детей. Это город Касимов Рязанской области. Сам протоиерей Анатолий Правдолюбов был прославлен, как священномученик, потому что он был арестован в возрасте 75 лет, отвезен в Рязань и расстрелян вместе с другими четырьмя батюшками и двадцатью мирянами 23 декабря 1937 года. Большинство людей, которые проходили по этому делу, ныне также прославлены. Не прославленными остались только те, о которых неизвестно, были ли они верующими. Среди них были даже эсеры и коммунисты – покаялись ли они к тому моменту или нет, мы не знаем. Если они принесли покаяние перед своей смертью – может быть и они святые у Бога. Потому что они принесли покаяние, и их расстреляли. Но мы ничего не знаем: было это или нет.
Чем интересно Рязанское правосудие? Оно довольно откровенно. Есть такая блаженная Матрона Анемнясевская из-под Касимова, так ей из сельсовета дали такую характеристику: «Эта Матреша Белякова своей святостью мешает колхозному строительству». Печать поставили и подпись. Я этот документ принес к владыке Ювеналию, говорю: «Вот, владыка, документ-то уже есть! Они сами характеристику дали, вот сами и прославили – ничего не сделаешь!»
Так и здесь. В следственном деле среди единственного допроса простого крестьянина или крестьянки написано: «активный церковник» или «активная церковница». Знаете, я бы многое дал, чтобы мне написали бы, например, «активный священнослужитель»! Это так просто не напишешь! Это заслужить надо! Я помню, когда мы собирали материал, я ездил по деревням и спрашивал: «Скажите, вы про этого человека знаете, а вот про этого знаете?» Нашел сына одного новомученика прославленного Лаврентия Коптева, говорю: «Скажите, вот ваш отец, ведь в деле написано, что он «шкипер». Это, наверное, у него была такая трубка, борода шкиперская, он без конца курил, пил, ругался матом, да? Смоляные канаты… пароходы причаливают, а он там такой морской разбойник, мощный... Такой был отец?» Он говорит: «Нет, это у вас неправильный образ! Он стоял на пристани и без конца воду выкачивал – пристань была старая, вода все время сочилась, и чтобы пароходы приставали, он все время качал…» – «Он курил?» – «Нет!» – «Пил?» – «Нет, не пил!» – «А чего же он делал?» – «Он хоругви носил на службе в церкви и всё». Образ мой, конечно, рассыпался, заманчивый образ: «мученик-шкипер». А это так названо просто. Но смотрите, какое благочестие, какая простота в его подвиге! И у него написано «активный церковник». Это прекрасно!
Или прославленная под Касимовым в погосте одна женщина – ну ничем не знаменита, ну ничем особенным не отличалась… Начал я говорить о своих родственниках, а сразу перешел к простым людям. Почему? В нашей семье родственники – все были профессиональные церковнослужители, батюшки, семинаристы, академисты, они на это шли сознательно, они смертники с самого начала, они обязаны были умирать, и они умирали. Это понятно. Но простые люди, крестьяне, вот этот шкипер или эта женщина-колхозница. Я спрашиваю: «А вот эта женщина, что вы можете сказать?» – «Да что скажешь? Простая женщина» – «А за что же она пострадала?» – «Да, ни за что. Батюшку арестовывали, а она сказала: «Что вы делаете!? Он же ни в чем не виноват!» Они ее сразу схватили и вместе с батюшкой расстреляли». Сочувствие, понимаете, только сочувствие! И в тюрьме она не кричала, что она комсомолка или пионерка, она не отказалась! Она твердо и до конца выполняла свой долг. Какой долг? Женский. Ну, как женщина может не сочувствовать? Она должна сочувствовать! Женский естественный долг сочувствия, иначе бы она не была бы мамой. И за это она стала мученицей. И больше никакие не подвиги, ни посты, ни молитвы – она просто взяла и посочувствовала.
Я прочел всего шесть дел, а помочь в прославлении удалось 32 рязанских святых. Мне говорят: «Отец Сергий, ты своих родных прославлял!» Ничего подобного! Хочу перед вами сказать, что я такой цели не ставил, и хочу отметить для тех, кто не знает о реалиях восьмидесятых и девяностых годов прошлого века: нам следственных дел никому не давали! Я бы хотел прочить дела тех людей, которые были вокруг наших батюшек. Но мне сказали: «Нет, только родных!» Я говорю: «А вот Наталии Федоровны можно следственное дело взять?» Они мне говорят: «Нет!» Я говорю: «Она же двоюродная сестра моей мамы!» Они отвечают: «Нет, это не прямое родство, и мы не дадим ее следственное дело!»
И вот я написал прошение. Кстати сказать, было очень трудно переступить порог архива ФСБ – страх оставался у меня со школьных лет, и когда случалось проходить мимо Лубянки, я всегда мысленно вспоминал о тех, кто там страдал. А в последнее время я уже не стесняюсь остановиться, перекреститься, поклониться им, потому что именно там действительно сонмы святых мучеников – и архиереи, и иереи, и множество мирян – пострадали, держались там перед самой смертью, и это место, конечно, святое. И я думаю, что надо бы пару этажей оттуда отдать нам для того, чтобы сделать там не просто мемориал, от слова «мемориа» – память, а для того чтобы просто постоять там, в этих стенах, и посочувствовать всем им, святым мученикам …
Так вот, самые простые люди заслуживают глубокого уважения и почитания за то, что они не отказались от Христа, от своей веры. Причем, даже если на них смотрит человек неверующий, на то, что они верны своим убеждениям до конца, до смерти – это вызывает только уважение. Если человек идет на смерть за что-то – это заслуживает уважения, внимания и доброго отношения.
По поводу следственных дел. Я долго не мог переступить порог ФСБ, и меня пристыдил один человек. Он мне сказал: «Все давно посмотрели следственных дела своих родителей, только вы один не идете. Вы боитесь!» И он дал мне простую-простую вещь, он дал мне образец бумаги: «Туда-то, туда-то… написать такое-то прошение… прошу познакомить меня со следственным делом моего отца». И все, говорит, отнесите его туда – там круглосуточно принимают. Через две недели мне позвонили и сказали: «Следственное дело вашего отца прибыло из Рязани, вы можете в течение месяца с ним ознакомиться». И я сел туда, стал смотреть, потом уже дела не только отца, но и деда, и брата деда, и прадеда. То есть мне все-таки дали шесть следственных дел тех, кто был в прямом родстве – вот такая стопа громадная. Я там три месяца читал. И вы знаете, было такое доброе отношение, что я даже смог в один день позвать всех своих братьев и сестер, чтобы и они пришли.
В одном из дел священномученика отца Михаила, моего дедушки по линии моей мамы, расстрелянного 2 декабря 1937 года, дедушки, которого мы очень-очень любим и любили с самого раннего детства (дом его сохранился в Рязанской области), были отпечатки его пальцев. Ладонь правой руки, и ладонь левой. Вот мы пришли все, сестры и братья, прочитали дело, потом встали, перекрестились и приложились к этим отпечаткам его ладоней. И, возможно это только мое восприятие, но мне показалось, что восстановилось некое равновесие: дед «сообщил» внуку и всем внукам о дате своей смерти, и что ей предшествовало.
И мы, прочитав, пережили все это вместе с ним, и эту дату сделали праздником. У нас есть икона, мы можем пропеть величание. И неизвестность стала ясностью, и все замкнулось. Я думаю, это важно. Он всегда об этом думал, и, наконец, это осуществилось.
Что еще хочу сказать. Видите ли, мне удалось сделать то, что сейчас уже не разрешают, а тогда на это еще смотрели сквозь пальцы. Мои братья и сестры пришли, просмотрели материалы, поплакали, поцеловали и ушли. А я понял, мне подсказали, что у меня такая слабая память – я ничего не запомню, а от руки перепишу от силы десять страниц – больше просто не хватит времени. А там в каждом деле столько страниц! Например, у отца Михаила – 62 страницы. А как же все остальное? Ксерокопию дают делать только десять листов, фотографировать нельзя. Что же делать? – я не запомню ничего!
И тогда я сделал – тогда ещё сквозь пальцы было отношение, теперь это запрещено – начитал. Есть такие маленькие диктофоны сейчас, их в карман положил, и все. А тогда были диктофоны побольше, в них вставлялись кассеты, и там крутилась эта лента. И я брал с собой диктофон, клал его скрытно, как удавалось, в руку, сидел и шепотом читал. Ко мне подходит смотритель: «Что вы делаете?» Я говорю: «Молюсь!» – «А почему так?» – «А я так привык». А у них в инструкции, видимо, тогда ещё не было про диктофоны – тогда диктофоны мало у кого были, штука неизвестная еще. И я наговорил пять томов. «Лист такой-то, лист такой-то и оборот…» и так далее. И все это у меня сохранилось. Кроме самого большого тома – там было пятьсот листов, я просто его не успевал начитать.
Там очень страшно находиться – там люди смотрят следственные дела своих близких. Одна женщина сидела, плакала-плакала, я подошел, говорю: «Чем я могу вам помочь, что вы так плачете?» Она говорит: «Вы мне ничем не можете помочь!» Что-то она прочитала такое…. Ну, знаете, не ждешь от своего близкого, что он взял и отказался, допустим. Другая женщина подходит, говорит: «Вы мне мешаете! Вы что здесь шепчете? Мы здесь сидим, а вы нам мешаете!» Я говорю: «Слушайте, понимаете, на это и рассчитано, что когда вы придете, откроете это дело, поплачете и забудете. Все забудете! Начисто! Вы потом абсолютно ничего не вспомните! Поэтому я беру и шепчу для того, чтобы хоть сохранить! Чтоб я мог узнать!»
Причем, как вам сказать, можно было выбрать самые интересные страницы, а остальное не смотреть. Но некоторый опыт работы с древнерусскими рукописями XI-XII века, я ведь по специальности литургист, причем, исследователь древних рукописей и творений Андрея Критского. Свою диссертацию я писал десять лет на основе древних рукописей, я перекопал почти все рукописи архива древних авторов в Москве. И вот я знаю, появилась такая интуиция: открываешь – вроде ничего интересного нет, а на всякий случай думаешь: «Нет! Это надо где-то записать!» Некоторый шаг вперед в своей голове.
Так вот, когда следственное дело моего отца и деда дали, там оказалось очень много неизвестных лиц, которых я вообще не знаю. В том числе, и Матрона Анемнясевская – теперь моя любимая святая. А тогда я о ней ничего не знал! И мне было как-то все равно. А там – ее допросы! Следственные допросы! И жизнеописание там ее есть! И я на всякий случай все это нашептал. И, слава Богу, это есть! Прихожане помогли мне набрать это на компьютере, книгу ее жития мы уже издали.
И главное, я препятствий этих к допуску родственников к делам не могу понять: ведь не было ни одного случая, чтобы человек, начитавшись следственного дела, пошел искать этого следователя, который дедушку убил, схватил бы его за горло, а потом зарезал! Да, нет! Кстати, следователя моего деда звали Пушкин. Ну, что, я теперь пойду родственников Пушкина трясти? Зачем мне это надо? Причем, мне сказали про моего деда по материнской линии, про отца Михаила: «Вы знаете, юридически он не умер. Вы должны подать заявление в ЗАГС, там выдадут свидетельство о его смерти. А так – он до сих пор не умер» – «Не умер, да? – говорю, – знаете, а меня это устраивает! Если он не умер, пускай и дальше так будет – как хорошо! Дедушка где-то там живет…»
Ведь есть же, я читал в житиях святых, такое православное мнение, что люди, пострадавшие за Христа, имеют некий «лимит», некий допуск до людей на земле без разрешения Сверху. Кого хочу, того и вижу. И святитель Николай имеет такой допуск. А остальные должны подавать прошение Архангелу или Ангелу, что, вот, я хочу к своим родственникам прийти туда-то. А ему говорят: «Так, только не опаздывай! Только до 8 часов и обратно!» Понимаете, это я, конечно, утрирую. Но! Святые мученики, пострадавшие имеют привилегию: приходи, молись, утешай, с внуками побалуешься, а дальше на твое усмотрение. Поэтому я и сказал: «Меня это устраивает, что свидетельства о смерти нет. Ну, пускай дальше до Второго Пришествия и не будет». Скажут: не предадут земле.… Знаете, святых и не надо предавать земле. «Господня бо земля и исполнение ея» (1Кор. 10:26). Зачем? А зачем предавать? Ведь когда погребаем человека, мы поем: «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего». А он и так святой. Церковь сказала: «Он святой!» Вот такого-то Августа такого-то года Церковь заявила: «Он – святой!» Поэтому, зачем его погребать? Да пусть по земле ходит! Зачем его отпевать, когда мы ему молебен служим и икону целуем?
Еще чуть-чуть расскажу о том, кто прославлен в нашей семье. Еще раз оговорюсь и скажу, что людей таких святых много! И я не говорю еще о Сергиевом Посаде – здесь вообще такое количество святых! Трудно себе представить!
В нашем роду у отца Анатолия Авдеевича старший сын закончил Киевскую духовную академию, очень хваткий был человек в научном плане, у него отличный был язык академический, четкий. У меня такого нет, у меня он гуманитарный, музыкальная школа, скрипка и все остальное. А тот был логически четкий человек. Сначала он был арестован за то, что написал житие той самой Матроны Анемнясевской. Мне пришлось заканчивать дело прославления Матроны, начатое братом моего деда, Владимиром Анатольевичем, старшим сыном отца Анатолия.
Старший сын отца Анатолия был дружен, если можно так сказать, с патриархом Тихоном. Почему? Он закончил Киевскую духовную академию, но долго не мог жениться. Вот, не получалось у него. Он как-то и знакомился, но не получалось у него. Потом он все-таки женился и мог об руку положиться, а его арестовали и на Соловки. Это был 1925 год. Два года он там пробыл, потом один год в Вельске, и когда вернулся, то оказалось, что его жена не то, чтобы от него отказалась, но она уже не хочет с ним жить, она приглянулась какому-то другому человеку. И он остался в холостяках. Она не умерла, она вышла за другого, но он остался один. А что делать ему? Ведь священник не имеет права второй раз жениться! Только один раз может жениться, как говорят «как сапер».
Если от него ушла жена – всё! Или ты служишь Богу и даже больше не думаешь о женском поле, или ты женишься, но тогда не имеешь права служить. Твердое и четкое правило, которое приступать нельзя. Поэтому он имел возможность стать архиереем, и патриарх Тихон на него, как говорится, «глаз положил» именно в этом плане: духовное образование есть, жены нет. Значит, его надо постричь, рукоположить, и пусть трудится, защищает Церковь. А он по своему убеждению и смирению никак не мог на это решиться. А потом, он только освободился, прошло три года, и его снова арестовали, он снова отбыл в лагеря. Владимир Анатольевич пострадал и погиб, он еще мундир такой носил дворянский со шпагой с орденом Станислава, он был расстрелян 4 октября 1937 года.
Им была устроена встреча с патриархом Тихоном моего деда и его сына, отца Сергия. Когда они приехали в Москву, Владимир Анатольевич возил их к патриарху Тихону, который подарил им свою фотографию с надписью: «Протоиереям Сергию и Анатолию Правдолюбовым. Патриарх Тихон». Этот подарок так ценился нашей семьей, мы чувствовали, что патриарх Тихон – святой, а он потом и прославлен был, что моим дедом, чтобы не выходить из-под этого благословения, было решено всех мальчиков дальше в семье называть Сергием или Анатолием. Тем более что они – священнослужители.
Мой дедушка – Сергий Анатольевич Правдолюбов, его сын – Анатолий Сергеевич Правдолюбов – мой отец, я – Сергий Анатольевич Правдолюбов, а Патриаршее благословение так и остается. Все протоиереи. Сын у меня тоже Анатолий.
И Владимир Анатольевич был так любим окружением патриарха Тихона, что его уже хотели сделать архиереем. И это объясняет тот факт, что он сейчас изображен на фреске патриарха Тихона во гробе на воротах Донского монастыря. Это не мой заказ, и не я просил его изобразить, наоборот, мне позвонили, сказали: «Отец Сергий, езжай-ка в Донской монастырь – там, на левой стороне брат твоего деда стоит! Прямо припал к патриарху Тихону!» – «А кто разыскал-то?» – «Не знаю!» Я приехал, посмотрел – мама моя! Прямо припал, как родственник, ко гробу! Вокруг архиереи стоят, а он припал. Ну, такой близости не было у Владимира Анатольевича, но кто-то из иконописцев сделал такое изображение – мне приятно.
Я по поводу Владимира Анатольевича не договорил. Я что хочу сказать: есть связь по рождению – мы говорим: земляки, родились в Косимове. Есть связь по студенчеству – он учился в Киевской духовной академии, там у него были однокурсники. А есть связь у фронтовиков в окопах – люди, которые вместе воевали в окопах, они на всю жизнь вместе, для них это что-то особенное, фронтовая дружба. А есть «однодельцы» – люди, которые вместе проходили по одному делу, люди, которые вместе были расстреляны. И вот Владимир Анатольевич Правдолюбов, который был расстрелян в Караганде, проходил вторым человеком у архимандрита Маврикия (Полетаева) из Сергиева Посада. А третий человек был старостой одного из Сергиево-Посадских храмов. Таким образом, они вместе, втроем, связывают и меня, грешного, с вами, Сергиево-Посадскими людьми! Потому что они были вместе, «подельники», и мы вместе. Они и прославлены вместе 4-го октября: молимся мученику Владимиру из Касимова, а тут же и Сергиев Посад. Вот такие связи имеются и сохраняются.
Второй сын отца Анатолия, который прославлен во святых, это мой дед, в честь которого я и назван, протоиерей Сергий Анатольевич Правдолюбов. Различие в том, что он митрофорный с 44 лет, и он кандидат богословия. Я – не митрофорный, у меня простая камилавка, зато я магистр богословия, на одну ученую степень больше. И я преподавал в Академии, а он не преподавал. Но это был особый человек, духовный человек, мощный, энергичный, он был стержнем духовным во всем городе, и когда был в лагере, в заключении, он духовно всех держал вокруг себя и помогал людям перенести все эти тяжелые события жизни. И, в том числе, моему отцу, которому был тогда 21 год.
Он также закончил Киевскую духовную академию, у него было много детей. Мой отец – старший сын. Самый младший – Владимир. Он сейчас ещё жив, и является старейшим в городе Касимове митрофорным протоиереем. А другие двое детей, Сергей и Виктор, были взяты на фронт и там очень быстро были убиты. Причем, они были взяты на фронт нестандартно. Почему? Оба они были инженерами, имели инженерное образование, довольно качественное, хорошее образование, и они, и тот, и другой, работали на оборонных заводах. И они так качественно, так хорошо трудились, что их рекомендовали в партию. Но они не были комсомольцами. И когда их спросили: «Так вы что, не пионеры, не комсомольца, и вас в партию рекомендуют!? Вы должны немедленно стать комсомольцами, чтобы мы вас приняли в партию». На что они ответили: «А вот этого мы не можем». И с того, и с другого сняли бронь, и того на фронт, и другого на другой фронт. И вскоре одного истребитель автоматной очередью прошил до смерти, и другой как-то очень быстро погиб.
Они могли бы скрыть, умолчать, в конце концов, вступить в комсомол и в партию, а потом как-нибудь покаяться – нет. Они, как дети священника, и как внуки священника, тем более оба они стали святыми, твердо и решительно не пошли на это. И этим засвидетельствовали верность Христу своей смертью. Кто они? Святы ли они за это исповедание? – мы не знаем. Никто и никогда их не считал святыми, но образцом они для всех нас, конечно, являются. Потому что они твердо выдержали свою линию неучастия в пионерской и комсомольской организации, потому что эти организации требуют атеизма.
Так вот, второй сын Анатолия Авдеевича, Сергий Анатольевич – дедушка мой. Его младший брат – отец Николай. У нас в роду разные люди были. Такие же талантливые, как Владимир Анатольевич, старший, такие же энергичные и духовно собранные, как отец Сергий, второй сын. А вот третий сын, отец Николай, он не был ни разносторонне умный, ни особо стойкий – он был простой человек, обычный. Он закончил Рязанскую духовную семинарию, поступал в Киевскую духовную академию.
Почему мы шли в Киевскую духовную академию? Потому что Московская духовная академия была высшего уровня из всех возможных! Прошу прощения – Петербуржская академия был еще выше: тогда столицей же был Петербург. Поступать в Петербуржскую академию могли только самые-самые лучшие, самые талантливые и, может быть, даже гениальные люди.
Поэтому в Петербург шли наилучшие люди, Москва – высший духовный центр России, Свято-Троицкая Сергиева Лавра – сами знаете – туда шли тоже только редкие-редкие люди. А люди, которые, ну, умные. Ну, вроде ничего: пятерки-четверки, первый разряд – шли только в Киевскую духовную академию. Они даже не помышляли ни о Петербуржской, ни о Московской, они шли в Киев – в Киеве брали проще.
Так вот, Николай, третий сын отца Анатолия Авдеевича, не прошел экзамены, не сдал. Он не смог выдержать экзамены в Киевскую духовную академию. Вот где кроется ответ на вопрос «почему он не стал сразу священником?» Да потому что его сразу в армию забрали. Как и сейчас ребят забирают, не поступивших в вуз. Его забрали в Алексеевское военное училище – это был 1914 год, война уже шла.
Он воевал на фронте, был потравлен газами во время немецкой атаки. Затем его мобилизовали уже в Красную армию, и он участвовал в движении войск на Варшаву. Только потом уже, из-за болезней от отравления немецкими газами, его демобилизовали, и он смог стать священником. Служил одно время в Казанском монастыре города Касимова, там был женский Казанский монастырь и церковь Казанской Божьей Матери, потом в селе Даневе, и потом в Никольском храме города Касимова.
И в 35-ом году он был арестован. И точно так же, как Сергий, дедушка, отец Николай был арестован за то, что со старшим братом Владимиром они составляли жизнеописание Матроны Анемнясевской.
Это жизнеописание Матроны, включая сборник стихов моего отца, хранилось 60 лет в архиве КГБ, и только потом было отдано мне в 97-ом году.
Хочу ещё обратить внимание на Клавдию Андреевну, жену Анатолия Авдеевича. Она была и ласковая, и мягкая, и, в тоже время, собранная. Всех детей, которых ей Бог послал, она воспитывала в вере и в любви. Сохранилась переписка ее с детьми. Самая маленькая – Ниночка – просто каракули делала на бумаге и вместе с письмом матери отправляла старшему брату Владимиру, когда тот учился в Рязанской духовной семинарии.
И вот дети вокруг большого стола, хлопоты о детях, общая молитва – этот подвиг материнства, этот подвиг держания большой семьи я, как раз, и хотел бы сегодня отметить. Понимаете, эта женщина оказалась в центре всех этих событий. У нее муж, отец Анатолий Авдеевич, прославленный Церковью, святой, трое детей святые, брат святой, и племянник святой! Шесть святых! И все они – вокруг этой женщины! Как подлинная русская православная женщина она воспитывала детей, и учила их вере, учила их Православию. Я говорю о ней с таким переживанием, потому что вот эта женская доля – как она прекрасна, и тяжела, конечно!
Она вышла замуж по любви за отца Анатолия, не помышляя о своей доле, и все-таки именно она была центром семьи. Он умер в 1947 году, и она держала всю семью, как духовный стержень. И она, я думаю, не только держала, но и держит.
Почему я хочу это отметить? Мы чтим святых Адриана и Наталию. Адриан, если кто помнит, перенес тяжелейшее страдание, такие мучения – трудно себе представить! А Наталия, его жена, только сопереживала. Та женщина Погостинская сочувствовала и стала мученицей, а эта – сопереживала, и больше ничего. Она умерла в теплой кроватке. И современная комиссия по канонизации святых никогда бы не прославила ее, как святую! Сказала бы: «Адриан – святой, а Наталия, простите, тут не причем!» А Церковь прославляет мучеников Адриана и Наталию! Это, кстати, очень важный аспект и ключ нашего личного отношения к святым мученикам. Мы чтим мучеников, но выдержать все эти страдания я бы, не знаю, может быть и не смог – это страшно! Но никто тебе не запретит со-пе-ре-жи-вать! Пускай ты спишь в теплой кроватке, но если ты любишь и сопереживаешь святым, ты тоже можешь быть как мученица Наталия.
И когда прославили наших святых, мои тетки старые 80 и 85 лет, Вера и София, дочки отца Сергия, сказали: «А зачем вы разбили семейство? Мы всегда поминали протоиерея Сергия и Лидию, протоиерея Анатолия и Клавдию, протоиерея Михаила и Елизавету! А теперь этот святой, этот святой, этот святой, а они куда делись?» И я думаю, что Церковь сказала твердое слово о святости мужа, а жена – что Бог сочетал, того человек да не разлучает! Ты попроси ее, не называй ее какой-то святой – это было дерзновение Древней Церкви – просто попроси: «Клавдия, бабушка! Помоги мне!» И поможет!
Вот эти святые в священнической семье, почему они прославлены ещё, кроме всего остального? Потому что сохранились о них, во-первых, документы, во-вторых – письма, в-третьих – воспоминания, в-четвертых – фотографии. Даже! Почему, вы спросите, кто-то завел фотографирование в православной священнической семье? Что это за странное такое явление? Объясняю. Когда мне было 12 или 13 лет, отец мне подарил фотоаппарат «Смена-8 3м» за 13 рублей 50 копеек. Знаете, в чем эффект? Воспитательный! Вместо того чтобы бегать по улицам и учиться матерным словам, драться и искать, где бы выпить, ребенок получив такой фотоаппарат в подарок добровольно запирается в темную комнату! И сидит там часами! Это же хорошо!
А когда он приносит свои материалы, старшая сестра говорит: «Ой! Какая же это композиция? По пояс всех отрезал! Это не так, а вот принято так, композиция вот такая!» Значит, снова идешь фотографировать, снова в темную комнату, и таким образом – ну, еще все в музыкальную школу учились-ездили – человека оторвали от криминальной среды, от советской вот этой ужасающей атмосферы, и человек сохранился! Остался русским и остался православным. Так что у нас в семье все это было, поэтому были и документы и фотографии.
Множество святых, прекрасных и дивных людей, и крестьян, и духовенства есть! И не только есть, но и могут приходить! И могут нам помогать способствовать сохранению своей русской идентичности, русского отношения к истории, к нашей стране и Богу. Мы должны на них надеяться и просить у них помощи. И они нам помогут.
Вот, что я хотел сказать о своей семье, и о многих людях, которые ее окружали у нас там, в Рязанской области.
Это фрагментарные рассказы, ничего я цельного не построил: я ведь учился в музыкальной школе на скрипке, и поэтому у меня логический центр отсутствует. Если можно было бы купить несколько гигабайт памяти и вставить сюда, в разъем, где полушарие логическое, вы бы слушали замечательное выстроенное сообщение…. Спаси вас, Господи!
 
 
 


Внимание!!!
При использовании материалов просьба указывать ссылку:
«Духовно-Просветительский Центр Свято-Троицкой Сергиевой Лавры»,
а при размещении в сети Интернет – гиперссылку на наш сайт:
http://www.lavra.tv/